Твоя инструкция, твой меч

[happyjay]

Ну, авторство раскрыли, можно и выложить теперь) Фик написан на командную игру "Время героев". Спасибо огромное всем, кто отфидбечил А самое огромное спасибо - Лоле и Литте! Потому что они клевые и я их люблю)
Воть!

Название: Твоя инструкция, твой меч
Автор: панда хель
Бета: Литта
Пейринг: Дин/Сэм
Рейтинг: R
Жанр: ангст, романс
Саммари: Вот было бы круто, если бы Господь Бог спустился с небес, сказал тебе: "Ты - последняя надежда этого мира, Дин Винчестер" - и выдал инструкцию, где было бы написано, четко и по пунктам, как предотвратить конец света
Дисклеймер: не мое все)

Ты думаешь - вот было бы круто, если бы Господь Бог спустился с небес, сказал тебе: "Ты - последняя надежда этого мира, Дин Винчестер" - и выдал инструкцию, где было бы написано, четко и по пунктам, как предотвратить конец света. И еще клевый джедайский меч в придачу, только чтобы он был против всей-всей нечисти, и костюм, как у Бэтмэна.
Нет, в принципе, без меча и костюма можно обойтись, но все же. Это было бы мило со стороны Бога.
Когда ты едешь куда-то на восток, подальше от церкви, подальше от света, растущего столбом из воронки в полу, у тебя нет инструкций, меча и костюма. Ты не видел Бога. Ты знаешь, что ангелы - настоящие засранцы. Твой брат уже второй час молча пялится на дорогу, пролетающую в кофейной темноте за окном. Твой брат обнимает себя ладонями за плечи. В стекле можно увидеть отражение его глаз. Увидеть, но не прочесть. Взгляд твоего брата пуст и заброшен.
Жми на газ сильнее, Винчестер, скоро ведь апокалипсис. Динамики орут про дорогу в Ад. Ты знаешь, что это такое.

***
Когда вы все-таки добираетесь до какого-то захолустного городка, тебе хочется убедиться, что это не сон. Прошедшая ночь (ангелы и демоны, ссоры и извинения, воскрешение Люцифера) висит яркими картинками в памяти, а люди, спокойно расхаживающие по улицам, и небо, тусклое в утреннем солнечном свете, кажутся совершенно нереальными. Будто вы прямо на Импале въехали в другую вселенную. А может, так и выглядит Апокалипсис - никто вокруг не понимает, что конец света уже наступил. Может, этот день просто никогда не закончится.
Ты говоришь:
- Сэмми, ущипни меня, а.
Сэм отворачивается от окна, недоуменно смотрит на тебя. Ты нетерпеливо трясешь перед ним рукой. Он пожимает плечами и пребольно сжимает между пальцами кожу на твоем предплечье.
- Вот же ж!.. Сучка!
- Придурок. Сам же попросил, - может, тебе показалось, но губы Сэма дрогнули в улыбке.
- Когда надо, так ты не слушаешься, - говоришь ты.
Улыбку на его лице будто выключает - она пропадает резко, словно и не было. Сэм отворачивается от тебя, челка падает ему на глаза, он смотрит в окно.
А за окном светло, и теперь у тебя даже отражения нет. Хочешь положить руку ему на плечо, но он, будто почувствовав, отодвигается ближе к двери, как-то сжимается на сидении.
Ты крепче обхватываешь пальцами руль.
Думаешь о том, что надо что-то сказать.

***
В мотеле Сэм сразу же идет в душ. После двадцати минут, проведенных сидя на кровати под звуки льющейся в ванной воды, ты стучишься к нему в дверь.
Он ничего не отвечает. Ты думаешь - если через пять минут не откроет, выбью чертову дверь. Подходишь к окну. Этаж второй, на улице дождь, за его стеной не видно ни людей, ни машин, только мутные силуэты деревьев, вспышки молний. Изредка слышны запоздалые раскаты грома. Отмечаешь про себя, что гроза идет со стороны монастыря Святой Марии.
За дождем ты едва не пропускаешь момент, когда в ванной прекращает литься вода. Поворачиваешься как раз, чтобы увидеть, как Сэм захлопывает за собой дверь ванной, подходит к кровати и садится - лицом к тебе, но ты не видишь его взгляда, потому что он. Закрыл. Глаза. Ладонями. Ты хочешь что-нибудь сказать - хоть что-то, ну хоть бы про его эту дурацкую рубашку розовую - хэй, Сэмми, с какой гигантской девчонки ты снял этот розовый ужас?
Ты открываешь рот, но Сэм первее:
- Как ты там оказался?
Чертов коридор кажется бесконечной, черной пастью, обрамленной мертвыми телами людей-демонов. Ты бежишь, как во сне - медленно, господи, как же медленно, ноги-застревают-в-воздухе - а коридор не становится меньше. Ты видишь Сэма - его широкую спину, его чертову родную широкую спину. Ты хочешь заорать, заорать его имя, но в горле сухо. Твое горло не рождает ни звука, будто вместе со способностью бегать ушла способность говорить, кричать, звать своего брата. Ты думаешь - ну где твои ебаные суперсилы, черт тебя дери, господи боже, Сэм, Сэмми, да прочитай же мои мысли, почувствуй, блядь, я не знаю - ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ. Руби поворачивается к тебе. Она знает, что ты хочешь сделать. А ты знаешь, что хочет сделать она. Ее красивые, большие, неправильные губы расплываются в уродливой ухмылке. Она поднимает руку. Двери захлопываются неслышно - из твоего мира вдруг пропали все звуки. В голове только - я должен попасть к Сэму.
Ты отворачиваешься. Где-то совсем близко молнии делят небо. Ты смотришь, как дождь стекает по стеклянным щекам окон. Наверное, вдалеке уже начинается конец света.
- Не поверишь, чувак, меня телепортировали.
Когда вы выбежали из церкви и увидели Импалу, в голове мелькнуло - сука ты, Кастиэль, но я все прощаю тебе.
Сэм говорит:
- Ясно.
Поворачиваешься обратно, видишь, что теперь он стоит к тебе спиной и раздевается - путаясь в рукавах и штанинах, будто ему неловко. Вот придурок, зачем тогда оделся в ванной?
Когда ты подходишь к нему и протягиваешь руку, чтобы коснуться его спины, он вздрагивает.
- Сэм, послушай...
- Не надо, Дин. Давай просто... просто поспим. Нужно отдохнуть.
В воздухе повисает - "кто знает, когда нам еще удастся поспать".
Ты медленно опускаешь протянутую руку. Если все разговоры ведут к ссорам, может, лучше молчать?
Что-то в этой мысли тревожит тебя. Что-то неправильно, не так, не сходится.
- Давай, - говоришь ты, поворачиваясь к своей кровати. - Давай.
Ночью Сэм спит как убитый - ты знаешь все его дыхания наизусть, - а ты лежишь неподвижно, слушая дождь.

***
Там за порогом асфальт с разбросанными в беспорядке лужами. Небо на западе черное. Воздух пахнет озоном. Воздух пахнет бедой.
Люди тоже крысы. Скоро они поймут, что этот корабль тонет. Только вот бежать некуда.
Выезжаете из города. Сэм говорит - Дин, мы должны вернуться, не нужно было уходить, я хочу все исправить, я должен все исправить, выпусти меня из чертовой машины, Дин, пожалуйста, разреши.
Вот оно. Что-то щелкает в голове, когда Сэм просит твоего разрешения. Хочешь взорваться, заорать, что раньше надо было слушаться, что нахуя тебе мое ебаное разрешение, Сэм, ты, блять, без него прекрасно обходился, обходился весь этот год, всю свою жизнь, чертов Стэнфорд, чертов ад, это ты оставил меня, это ты всегда оставляешь меня -на самом деле- так зачем я тебе вообще?!
Может, когда-нибудь ты это скажешь. Может, Сэм и так понимает это. Может, вы вообще не хотите быть вместе и просто цепляетесь друг за друга по привычке. Потому что никто не учил вас, как жить друг без друга, но Сэмми как-то сумел, ведь сумел, да? Только ты этого никогда не узнаешь, потому что теперь-то вы уж точно навсегда вместе, пока смерть от долбанного апокалипсиса не разлучит вас.
У твоих мыслей - скорость света. Неважно, что от этого их масса стремится к бесконечности и грозит разорвать изнутри твою черепушку. В общем, Сэм не успевает договорить, а ты уже отвечаешь:
- Нет. Мы едем подальше от этой адской херни. Я охотник, но не самоубийца.
Импала несется по мокрому шоссе прочь от черного края неба. На лобовом стекле оседает утренний туман.

***
- Связи нет.
Сэм в пятый раз пытается дозвониться до Бобби, но ничего не выходит. Ты смотришь на телефонную вышку, рядом с которой вы решили остановиться.
Если сигнала нет рядом с вышкой, то где он, черт возьми, есть?
- Непохоже, чтобы этот Люцифер просидел в заточении хрен знает сколько веков. Нет, серьезно, телефонная связь? Я-то думал, Белл жил в девятнадцатом. Откуда наш падший ангел мог знать?
- Белл умер в 1922, и вообще это мобильный телефон, а его изобрел Мартин Купер, а точнее, компания Motorola, и...
- О боже, Сэм, заткнись. Ты понял, что я имел в виду.
Сэм со вздохом опускает руку, в которой зажат мобильник, и упорно продолжает пялиться на носки своих ботинок. Вы сидите на капоте Импалы.
На капоте Импалы всегда происходят самые важные разговоры. Самые громкие ссоры. Самые горькие слезы.
А однажды ты подавился пивом, сидя на капоте Импалы, потому что Сэму было четырнадцать, отец впервые оставил вас одних, впервые доверил тебе детку, а Сэм впервые рассказал тебе пошлый анекдот. Это вообще-то самый тупой пошлый анекдот из всех, которые ты когда-либо слышал, но его рассказал Сэм. Ну, Сэм, младший братишка, который краснеет каждый раз, когда ты пытаешься завести разговор о безопасном сексе, который закатывает глаза, видя тебя с Кэти-Венди-Кристи-Дженни, который знает, в каком году родился и умер Александр Грэхем Белл и под каким номером барий стоит в таблице Менделеева.
- Чего ржешь? - удивленно поднимает глаза Сэм, когда ты смеешься от воспоминаний.
- Да вспомнил анекдот этот, про болезнь на "с".
- Боже, Дин! Не напоминай, - возмущается Сэм, но не может сдержать улыбки.
- Ну да! А потом ты покраснел как рак и сказал, что ты услышал его в раздевалке после футбола. Признайся, тебе просто хотелось, чтобы я перестал называть тебя занудой.
- Я бы еще сто таких анекдотов рассказал, если бы ты прекратил, но ты же меня до сих пор так называешь.
- Потому что ты и есть зануда. И девчонки любят тебя за это.
- Да, - улыбка снова потухает. - Любят.
На капоте Импалы происходят самые бесполезные разговоры и самые тихие ссоры.

***
Ты все-таки меняешь маршрут - чуть южнее, чтобы добраться до Бобби. По дороге вы молчите, а когда приезжаете, Бобби встречает вас на пороге, обнимает тебя крепко, до хруста в ребрах, говорит: "Жив, чертов засранец, чертовы ангелы, не смей, не смей больше исчезать у меня вот так из-под носа, сукин сын, у меня чуть инфаркт не случился". А потом дает Сэму в челюсть и, пока тот, с видом виноватым и обиженным одновременно, держится за пострадавшую часть лица, тоже обнимает его. Сэм шмыгает носом и говорит: "Прости".
- Заткнись уже, - ворчит Бобби. - Главное, живым остался.
Вы заходите в дом, и ты видишь, как вздрагивает Сэм.
Больше всего на свете тебе хочется спуститься в чертов подвал, снести железную дверь нахрен и вытащить оттуда Сэма, просто обнять и вытянуть, вверх по лестнице, из дома, из штата, куда угодно, только бы с ним было все в порядке, потому что все твои инстикты, твое чертово глупое, больное, огромное от любви сердце - все вопит, что ему плохо, потому что ты никогда раньше не слышал, чтобы он так кричал, никогда раньше. Ты бы поменялся с ним местами, ты сделал бы что угодно, только бы ему не было больно, только бы он был снова в порядке. А тебя не было рядом четыре месяца, чтобы остановить его, чтобы не подпустить чертову Руби, из-за тебя он ОТРАВЛЕН, так что слушай. Это твое наказание.
Бережно обматывая его запястья кусками ткани, защелкивая наручники, ты повторяешь - Сэмми, Сэмми, пожалуйста, тихо, все будет хорошо, все будет в порядке, скоро все пройдет. Только он не слышит тебя. Может, он слышит какого-то другого Дина. Бобби смотрит на тебя с сочувствием.
Вы рассказываете Бобби все, что произошло.
- И где твой дружок Кастиэль, мать его так? - спрашивает Бобби. - Может, хоть у него есть ответы, потому что у меня их нет, а еще у меня нет чертовой мобильной связи и позвонить кому-нибудь, спросить "Эй, Апокалипсис за окном, что делать-то будем?" нельзя.
- Мы должны убить Люцифера. Или хотя бы отправить его в ад, - говорит Сэм.
Ты с сожалением вспоминаешь старые добрые времена, когда можно было посолить и сжечь. Сейчас ты бы даже согласился выучить тот треклятый экзорцизм на латыни.
- Ну разумеется, это же так просто! - фыркает Бобби. - Все так делают. Как только Люцифер появляется, его тут же спихивают обратно в ад.
Сэму, блин, нужно постричься. Глаз вообще из-за челки не видно.
- Ладно, - смягчается Бобби. - Пойдемте рыться в книгах.

***
Где-то в час ночи ты ложишься спать, потому что глаза слипаются и ни единого слова из древних манускриптов не понятно уже. Когда ты просыпаешься, за окном еще темно, и по ощущениям проспал ты всего пару часов.
Сэм по-прежнему сидит за столом, ссутулившись над каким-то пыльным томом. В тусклом свете лампы тени на его лице острые и глубокие. Пару минут ты из-под чуть приоткрытых ресниц рассматриваешь его лицо, такое знакомое, такое привычное. Потом поднимаешься с дивана, подходишь к брату и кладешь ладонь ему на плечо.
- Иди спать уже. Завтра с утра чего-нибудь придумаем.
Он упрямо качает головой. Это так на него похоже - будет до утра сидеть, пока просто не свалится головой в очередной томище. А потом эту тушу не добудиться будет, и уж точно не дотащить самому до дивана - не пять лет уже, все-таки.
- Пошли, пошли, - обнимаешь за плечи, настойчиво тянешь вверх.
Сэм покорно идет за тобой, потирая кулаками глаза и еле переставляя ноги. Ты подводишь его к дивану, на котором спал, помогаешь стянуть ботинки и одежду, хотя на самом деле только мешаешь, потому что ваши руки путаются, когда он сонно бормочет: "Отвали, я сам". Наконец он плюхается на диван, натягивает одеяло до самого носа и говорит:
- Теплое.
А потом мгновенно отрубается.
Ну разумеется теплое. Я же его нагрел, - думаешь ты, пытаясь устроиться на жестком матрасе на полу рядом с диваном.

***
- Не знаю, - говорит утром Бобби. - Все книги про конец света одинаковы. Второе пришествие Спасителя, все дела. Последняя надежда. Какая-то средневековая беллетристика, в общем. И еще Библия, понятно.
- И что? То есть, мы должны сидеть, пока не придет какой-то непонятный спаситель, хотя вообще не известно, придет он или нет? И чего он ждет, божественного пинка? Чертов апокалипсис уже начался! И мобильной связи нет, - злишься ты.
- Не знаю, блин, иди свяжись со своими небесными друзьями ментально!
Вообще разговариваете вы шепотом, потому что Сэм в соседней комнате еще спит и просыпаться в ближайшее время не думает.
- И пойду, - произносишь ты и выходишь на улицу.
Здесь еще не видно черного неба, и в воздухе только свежий запах утра и роса.
Все это какое-то гребанное дежа вю.
- Кэс, послушай, я не знаю, что происходит, но ты мне нужен. Причем прямо сейчас.
Ты смотришь по сторонам, думая - ну вот сейчас, сейчас как обычно явишься, просто так из воздуха, черт тебя дери, ну где же ты, Кэс?
Слышишь звук открывающейся двери. Оборачиваешься и видишь на пороге взъерошенного со сна Сэма. Хмуришься, думаешь - ну и катись. Подходишь к Сэму, засунув руки в карманы куртки, накинутой наспех, когда выходил из дома. Холодно. Сэм стоит в одних джинсах и тонкой майке, поджимает босые ступни. Большие ступни с восхитительно длинными пальцами.
Как же холодно.
- Дин? С кем ты говоришь?
- Ни с кем, - отвечаешь ты. - Пошли в дом, у Бобби есть чай и оладьи.
- Не хочу оладьи, - хмурится Сэм. - Я не люблю оладьи. А блинчиков нету?
Ты закатываешь глаза. Иногда тебе кажется, что твоему брату все еще пять.
Иногда тебе хочется, чтобы твоему брату было все еще пять.

***
- Поедем к Чаку.
- А архангел?
- Вот пусть явится, потому что давно пора. Конец света.
- В последнее время я слишком часто слышу эту фразу.
- Потому что он уже наступает.
Сэм не участвует в беседе. Он молча сидит за столом и ковыряет оладью.
- Ладно, мудаки, валите. Если кто и сможет все это остановить, так это вы.
Он молчит о том, что теми, кто смог все это начать, оказались тоже вы. Ты сломал первую печать, Сэм - последнюю.
Вместе вы отправите Люцифера в преисподнюю.
С такими радужными мыслями ты ехал к пророку, который пишет ваше Евангелие.
Ты думаешь - если Евангелие у нас одно на двоих, может, мы всегда будем вместе?

***
Вечером ты понимаешь, что уже не успеешь до темноты. Можно, конечно, поменяться с Сэмом, поспать немного на заднем сидении, но что-то тебе подсказывает - спеши не спеши, все это уже расписано и продумано. Что-то просто случится с этим миром, но тебе на самом деле плевать на это в данный момент. Потому что если несказанные слова копить где-то на подкорке, оставлять комьями пыли в сознании, то ты просто превратишься в старый заброшенный дом с призраками мыслей и чувством чего-то несделанного в сердце.
Ты сбрасываешь скорость, когда вы добираетесь до следующего городка. Поворачиваешь к мотелю. Сэм слабо возмущается:
- Дин, какого черта? Нам ехать нужно.
- Еще успеем, еще наездимся. Вылезай давай.
В мотеле ты мысленно плюешь на все - какая кому к черту разница? - и берешь номер с двуспальной кроватью. В конце концов, это Сэм всегда настаивал, чтобы вы непременно брали номер с двумя, а сегодня, ты чувствуешь, он настаивать не будет.
Когда вы заходите в свой номер и ты садишься на кровать, опершись локтями о колени и обхватив ладонями голову, а Сэм стоит у двери с таким потерянным видом, что ты тут же вскакиваешь, подходишь к нему - быстро, еще быстрее, твои ноги не успевают за твоими мыслями, потому что твои мысли несутся на скорости света, но ты понимаешь вдруг - какие же они ЛЕГКИЕ.
Кладешь ладони ему на шею и говоришь. Говоришь-говоришь-захлебываешься. Про то, как слушал его крики, как говорил с его чертовым войсмэйлом, как Кастиэль писал на стене кровью, а ты думал - только бы скорее, скорее, скорее. Про целый год, который вы провели вместе и раздельно - одновременно. В голове все красиво и гладко, а в тишине комнаты - криво и сумбурно, но этого достаточно, этого, черт возьми, достаточно, потому что он прерывает тебя на: "Ну скажи, сделай что-нибудь, твою мать, что ты стоишь?"
Может, вы и цепляетесь друг за друга. Но ты знаешь, что действительно нужен.
А оно не всегда так - дико, отчаянно, разрываясь на части, будто это не секс вовсе, а ваша очередная одновременная ссора-примирение, после которой что-то становится ясно, а что-то остается загадкой. У вас каждый раз - какой-то другой. Потом, после конца света, ты обязательно уговоришь его проваляться весь день в постели - медленно, так медленно, чтобы даже мысли текли как вода. Это потом, потому что у вас есть потом, ты это знаешь, просто знаешь. А сейчас вам нужно собрать друг друга обратно, найти друг друга.
И он шепчет тебе в губы какие-то извинения - за конец света, за прошедший год - и ты знаешь, что это важно, но тебе все равно, потому что ты давно простил. Ты же всегда прощаешь его.
Ты думаешь - может быть, мы и есть конец света. Может быть, мы - критическая масса, нужная для того, чтобы уничтожить весь мир. Какой, к черту, уран, когда два Винчестера рядом.
И все обрывается, собирается. Находится.
А потом вы просто лежите - у вас нет целого дня, но зато есть еще полночи - лежите близко-близко, путаясь ногами и руками, как обычно, в общем, как раньше, и он проводит пальцем по твоим губам и говорит:
- Я скучал. Я так скучал по тебе.
- Фигня, Сэмми. Спорим, у Чака написано, что мы всегда будем вместе?
Сэм улыбается и говорит:
- Не знаю, не знаю. Ты такая заноза в заднице. Может, лучше конец света?
У вас есть еще полночи.

***
Чака нет дома. Компьютер гудит, и, когда Сэм шевелит мышкой, монитор оживает, показывает открытый текстовый файл. На первой странице большими буквами: "Последняя надежда". В углу монитора стикер: "Ушел в бордель, если вдруг все-таки наступит конец света. Зная вас, засранцы. Искренне ваш, Чак".
Сэм просматривает первую страницу текста и говорит:
- Пошли быстрее.
Ты ждешь на улице, пока Сэм распечатает всю главу, а потом выбегает из дома и повторяет:
- Быстрее, возвращаемся в Ильчестер.
По дороге Сэм дочитывает распечатанное.
- Дин, - он смотрит на тебя, и ты для него и луна, и солнце и небо со всеми этими звездами - старший брат. Он говорит, так серьезно, с этим своим смешным, родным выражением лица - брови чуть нахмурены, губы чуть приоткрыты: - Последняя надежда - это ты.
И тогда ты думаешь - в моей вселенной уже есть Бог.[i]
Вот твоя инструкция, твой меч.
[i]Твой брат.
Еще несколько секунд ты смотришь ему в глаза. Потом возвращаешь взгляд на дорогу. Ты улыбаешься и произносишь:
- Кончай уже с пафосом, Сэмми. У нас есть целый мир, который нужно спасти.