Решила коротенькие винцесты собрать до кучи сюда)
Вместе
Вместе, кода к 4.22, PG-13, романс
Там есть еще одно сообщение. То есть, ведь ты уже проверял голосовую почту перед тем, как войти в церковь, да? Перед тем, как все похерить. Пустить весь мир коту под хвост, разрушить к чертям печать, начать долбанный апокалипсис. Перед тем, как понял, что облажался. Что тебя наебали, как дурачка.
Перед смертью демона, воскрешением падшего ангела и ладонями Дина на твоих плечах.
Может, это сообщение от Бобби. Может, лучше не слушать. Что ты скажешь? "Хей, привет, я сломал последнюю печать и Люцифер восстал" - фраза года, браво, Сэмми. Иногда твое подсознание говорит с тобой голосом Дина. Иногда Дин говорит с тобой так, будто он - твое подсознание.
В общем, там есть еще одно сообщение. Дин беспокойно спит на соседней кровати, ты сидишь, не раздевшись, на своей и держишь в руках мобильник. Думаешь о том, что вы чудом смогли унести из церкви ноги и теперь, блин, вообще непонятно, что делать и что будет дальше.
Нет, на самом деле, ты не думаешь об этом. Ты боишься - "как девчонка" - прослушать это чертово сообщение.
Потому что ты, мать твою так, знаешь, от кого оно. Ну, то есть, ты вспомнил то сообщение, которое было перед в-с-е-м, подумал про мертвое тело - на самом деле мертвое, ее не будет больше, не будет и все - Руби на полу, сложил два и два.
Дин на соседней кровати дергается во сне. Хорошо еще, что вообще уснуть после всего этого смог - вон, ты сидишь и сна ни в одном глазу. Хоть тресни.
А там был свет какой-то, ну прямо апокалиптические спецэффекты, еще бы бабочек да музычку повеселей. А там были руки Дина на твоих плечах - эй, погоди, ты ведь вспоминал уже это, да?
Просто включи уже ДОЛБАННОЕ СООБЩЕНИЕ.
Ты ложишься на кровать, на бок, лицом к Дину, сгибаешь ноги в коленках, неловко елозишь ботинками по скользкому мотельному покрывалу, нажимаешь кнопку, подносишь мобильник к уху и прижимаешь плотно-плотно. Ты не отрываешь взгляда от брата, лежащего совсем рядом - так легко протянуть руку, коснуться щеки, провести по опущенным векам пальцами. Тебе хочется орать, орать на себя самого, биться башкой об стенку - дурак, дурак, черт, вот же идиот! Нужно было слушать Дина, нужно было остаться с ним, там, в сраном номере для молодоженов, нужно было прибить Руби при первой же встрече, нужно было просто НЕ ОСТАВЛЯТЬ ДИНА.
Ты не отрываешь взгляда от брата. Ты не протягиваешь к нему руку. Пускай спит.
Из динамика доносится хриплое:
- Привет, это я...
Сердце оглушительно грохочет где-то в горле. Ты тихо скулишь, сжимаешь зубы, зажмуриваешь глаза - от осознания собственного идиотизма хочется плакать, молча и зло.
Дин продолжает говорить тебе из телефона. Дин лежит на расстоянии вытянутой руки от тебя.
- Послушай, скажу тебе сразу - я всё ещё зол, и тебя ждёт хорошая взбучка. Но... мне не надо было говорить то, что я тогда сказал. Знаешь ведь, я - не отец. Мы братья. Мы семья. Как бы плохо ни было, это уже не изменить, - у тебя перехватывает дыхание. У Дина, видимо, тоже. Он добавляет: - Сэмми, прости.
Ты роняешь телефон, обхватываешь голову руками. Чувство обманутости и вины не проходит, а только усиливается с каждой минутой. Ты дрожишь.
- Эй, Сэмми. Ну что такое? Тихо, тихо.
Ну вот. Теперь ты еще и разбудил Дина. Молодец, придурок.
Отворачиваешься, говоришь как можно спокойнее:
- Дин, спи давай, чего ты подскочил...
Ты не смотришь на брата. Он обхватывает твое лицо ладонями, поворачивает к себе. Проводит большими пальцами по твоим щекам, вытирая слезы.
- Чего, чего, - буркает Дин и легонько прикасается губами к уголку твоего рта. Потом пихает тебя в бок со словами: - Ну-ка подвинься.
Ты неловко передвигаешься на другой край кровати, Дин с кряхтением вытаскивает из-под тебя покрывало, командует недовольно:
- Кто ж в ботинках-то на кровати лежит? Снимай давай.
Ты стягиваешь ботинки, потом, подумав немного, стаскиваешь и джинсы, и рубашку. Дин тоже шуршит одеждой совсем-совсем рядом, так близко, что сквозь темноту и шорох ты чувствуешь его тепло. Ты устраиваешься на кровати, и Дин тут же проскальзывает к тебе под одеяло, прижимается к твоему боку, крепко обнимает тебя за талию одной рукой, другой зарываясь пальцами тебе в волосы. Целует тебя в плечо.
- Дин, про...
Целует в губы. Потом говорит:
- И ты меня. И ты меня, Сэмми.
Притягивает тебя ближе, и ты макушкой тыкаешься ему куда-то в подбородок. Дин обнимает тебя за плечи.
Ты засыпаешь с мыслью о том, что вы наконец-то снова вместе.
И ты сделаешь все возможное, чтобы это никогда не изменилось.
there's a thunder in our hearts, baby
there's a thunder in our hearts, baby, винцест, PG-13, кода к 5.04
Знаешь, в этом мире, кажется, совсем не осталось солнца. Может, потому в здешнем саду розы мертвенно красивы и сухи, а он – тот, кто занял место в твоем теле по твоему согласию – касается их лепестков едва-едва. Боится, что розы рассыплются в прах от одного прикосновения, от одного неровного вздоха, слишком громкого в тишине заброшенного сада...
…в тишине заброшенного мира. Вдалеке смолкли автоматные очереди, вдалеке почти не осталось людей. Подумать только, что мы замешаны в гребанном апокалипсисе. Что ты начал гребанный апокалипсис. Если бы я мог выбирать, я бы выбрал не 2014-й. Я бы хотел оказаться рядом с тобой в тот момент, когда ты говоришь «да». Я бы хотел посмотреть тебе в глаза. Я бы хотел посмотреть тебе в глаза. Я бы хотел спросить, почему ты это делаешь. Я бы хотел заткнуть тебе рот до того, как ты скажешь «да». Но не знаю, смог бы. Ведь я давно забыл твой вкус и твое прикосновение и не знаю, вспомню ли в нужный момент, как нужно тебя целовать.
Трэшевый мир – кадры словно вырезаны из дорогих фильмов про конец света – застывает, когда я ступаю на землю сада высохших роз и высохших слов. Я устало повторяю в сотый раз – убей меня, убей меня, убей меня. Ему все равно, да и мне тоже – потому что я никогда не слышу, что он говорит. Отвечаю, но не слышу. Не слышу. Я смотрю, как шевелятся твои губы, я улавливаю привычные интонации твоего голоса, я уже даже не против, чтобы он коснулся моего плеча. Я знаю – тепло твоей руки будет как всегда обжигающим и до боли нужным.
Наверное, однажды я скажу ему – прикоснись ко мне. И я знаю, что он не откажет.
Здесь все слова наполнены пустотой и пафосом. Я хочу обратно к тебе. Я хочу вернуться в тот момент, когда ты звонишь мне, сказать – приезжай уже, придурок. Я хочу вернуться в тот момент, когда ты вынимаешь из Импалы свою сумку и уходишь – остановить тебя. Я хочу вернуться в тот момент, когда ты обнимаешь меня – я вернулся из долбанного ада, но я вытерпел бы это все еще раз, лишь бы снова почувствовать тепло твоих рук – и никогда не отпускать тебя, и пошли все демоны и ангелы к чертовой матери. Я хотел бы вернуться в тот момент, когда ты бежишь ко мне навстречу, и ночь вокруг – чернила. Вернуться и остановить нож до того, как его воткнут тебе в спину. Я хочу вернуться в тот момент, когда ты выходишь за дверь и уезжаешь на четыре года. Я хочу…
Дурацкий пижонский костюм ужасно идет тебе. Обтягивает широкие плечи, пиджак сужается, подчеркивая узкие бедра. Даже белый ботинок выглядит уместно и чертовски хорошо на шее Дина-из-будущего. Ты все говоришь, а я, как завороженный, смотрю на твои губы и думаю, где ты. Может, однажды я узнаю, куда уходит человек, когда его тело занимает ангел. Если я вернусь назад, я обязательно спрошу тебя – Сэмми, а ты смог бы сказать Люциферу «да»? Я вернусь. Я вернусь и все исправлю, хоть то-что-между-нами и кажется уже непоправимым. Где-то была-будет развилка. Где-то я испортил все к черту, где-то ты начал проваливаться в болото, в долбанную трясину, а я упустил это, как последний идиот
Иногда мне кажется, что уровень моей необходимости падает, то есть – я не нужен тебе. Я – помеха на твоем пути к нормальной жизни/свободе/силе. Я – разрушенный дом на твоей улице.
А потом… потом ты возвращаешься ко мне из другого штата, наплевав на поиски отца и какую-то девушку, потом ты находишь меня в заброшенном доме - и когда ты развязываешь мне руки, я чувствую твое дыхание на своей коже. Потом ты звонишь мне – и все это какая-то хрень, долбанная ирония судьбы, блин, что ты связан с Несущим Свет, а я – с архангелом.
Давай не будем говорить «да» вместе?
Каждый раз я просыпаюсь, когда он говорит: «Все равно в конце концов мы окажемся здесь». Каждую ночь я вижу заброшенный сад, человека – существо – в белом. Я просыпаюсь и слышу твое дыхание в тишине мотельного номера. Я протягиваю руку и засыпаю снова, не убирая ладонь с твоей груди, чувствуя мерное биение твоего сердца. Я думаю – как хорошо, что я здесь, а не там.MORE]
don't go and leave me
Don’t go and leave me, PG-13, кода к 5.04
Ты пытаешься справиться: прижимаешь крепко сжатые кулаки к бедрам, опускаешь голову, прячешься за слишком густой челкой, - но какая-то девчонка, сидящая за столиком у окна, все равно что-то замечает, когда ты входишь в кафе. Опущенные плечи, в груди будто камень застрял (только больше и больнее), усталый взгляд - не спал ночью, потому что негде и не с кем и незачем и хочется выйти куда-нибудь на перекресток и продать свою глупую, бесполезную душу, просто чтобы пропасть, уйти - в ад, куда угодно, ведь это хуже, чем ад, и в твоем мире попросту не осталось больше ничего кроме вины и остатков любви, такой горькой и бесполезной.
Девчонка наверное думает - «может девушка бросила». Или еще что-то в том же духе - обычное, как будто из совсем-совсем другого мира, забытого за порогом белого света и апокалипсиса и предательства и боли. Ты становишься у барной стойки и просишь кофе. Где-то за стенами кафе - чистое светлое утро и солнце светит нестерпимо ярко. Где-то за стенами кафе, дальше, дальше, по одному из сотен шоссе несется черная машина, и пассажирское сидение в ней пустует. Где-то еще дальше, в доме, слишком большом для одного человека, ходит мужчина, ступая босыми пятками по холодным половицам, и планирует апокалипсис.
А у тебя в голове - сотни слов, и они проносятся на безумной скорости, задевая нервные окончания и будоража память. И ты смотришь в свой кофе так долго, что начинает казаться, будто твои глаза в отражении заполнены чернотой. Тогда ты зажмуриваешься и, понимая, что пора уходить, встаешь и выходишь из кафе.
Ты думаешь - так надо, так правильно, так лучше, так...
Если бы ты знал номер шоссе или хотя бы направление, ты бы поймал попутку, пошел пешком, ты бы побежал, ты бы... Но ты не знаешь, и где-то под ребрами - зуд, как напоминание, и ангел-хранитель твоего брата сказал, что теперь вас не найдут и что лучше вам быть сейчас не вместе.
Это бред какой-то. Просто совершеннейшая чушь. В вашем мире нет понятия «не вместе». «Не вместе» - это смерть, ад, твоя глупость и Стэнфорд. Все по твоей вине. А ты учишься на своих ошибках, поэтому и стоял еще десять минут после того, как Импала скрылась из вида – ты почти не заметил, как машина исчезла в темноте, мешало смотреть что-то – словно мутное стекло или тонкая пленка. Если облизнуть губы, можно почувствовать соль.
А потом ты оказался в этом городе. Кофе и сочувственные взгляды. Впереди – неизвестно сколько дней одиночества и бесполезности. Охотиться нельзя. Подставляться нельзя. Показываться нельзя. Дин знал, что теперь-то ты выполнишь все, что он скажет.
Город оказывается совсем маленьким. Обойдя окрестности за час с лишним, ты селишься в единственном мотеле. По привычке берешь комнату на двоих, а потом десять минут тупо пялишься на две совершенно одинаковые кровати, медленно пытаясь сообразить, на какую положить свои вещи. Будто ждешь, что вот-вот Дин отпихнет тебя в сторону, фыркнув: «Хватит торчать на пороге, дубина!» - и займет ближайшую к двери кровать.
В какой-то момент ты чувствуешь сосущую пустоту в районе солнечного сплетения. Будто ты вернулся на год и четыре месяца назад и вся твоя жизнь снова разлетелась, разорвалась на куски, ничего попросту не осталась, только эта глупая надежда на то, что ты все равно сможешь сделать хоть что-нибудь, повернуть время вспять, спуститься в ад, продать душу. Наглотаться снотворного, перерезать вены или как там еще заканчивают свой идиотский жизненный путь девочки из сопливых романов – может, тогда ты попадешь к нему.
Ты все еще не можешь заставить себя переступить порог. Ты опираешься ладонью о косяк – дверь такая старая, что местами из-под уже давно не блестящего лака появляются островки шершавой древесины, - и маленькая щепка впивается прямо тебе в ладонь.
Тебе совсем не больно.
Потом ты несколько часов разбираешь вещи и перекладываешь их с места на место, лежишь то на одной кровати, то на другой, ходишь от окна к двери, читаешь какие-то книги, которые дал Бобби – «Курс юного борца с апокалипсисом, парни», - спускаешься из номера в холл, спрашиваешь что-то у консьержа – вроде бы, где ближайший магазин. Возвращаешься в номер почему-то с черничным пирогом и двойным чизбургером, к которым даже не прикасаешься после того, как кладешь их на тумбочку у свободной кровати.
Будто без охоты и Дина твоя жизнь становится похожа на чертову ленту Мебиуса – поспал-поел-походил-поспал-поел… Ты бесконечно переходишь из одной плоскости в другую, абсолютно такую же гладкую и пустую, и не можешь сорваться вниз. И не можешь прыгнуть вверх.
Твои дни наполнены солнечным светом и книгами. Ты почти не ешь и не можешь спать. Но ты благодаришь Бога – или кого там еще – что на самом деле это не так, совсем не так, как было тогда. Тогда ты остался по-настоящему один, но теперь-то ты знаешь, что Дин жив - а большего тебе и не нужно.
Только почему так холодно?
По радио больше не передают апокалипсис. Ты не смотришь новости. Ты хочешь, чтобы твой брат вернулся. Но ты ничего не можешь сделать.
Нужно было сказать хоть что-то, а не стоять столбом, но все силы ушли на то, чтобы не сорваться – не заплакать, не потянуться, не прикоснуться. Ты чувствуешь: он не хочет, чтобы ты к нему прикасался. Он не хочет остаться. Он не хочет тебя. Он не верит тебе. И ты уже ничего не можешь сделать, потому что делать что-то нужно было раньше, а теперь это бесполезно, ты просто разрушил все на хрен. Вам дали второй шанс – когда ты думал, что больше уже никогда не увидишь брата, - а ты проебал этот шанс.
И на этот раз, если ты скажешь «не уходи», это ничего не изменит. Просто тебе всегда казалось, что терпение Дина, выданное ему Богом специально для тебя, - бесконечно. И поэтому когда оно кончается, ты просто не знаешь, как на это реагировать.
Каждое твое утро похоже на предыдущее. Каждая секунда твоей жизни тянется медленно и неровно, тыкая тебя носом в твою же собственную бесполезность. Или мы уже говорили про это?
В общем, ты не знаешь, сколько проходит дней. Как-то раз ты просто выходишь из города (на самом-то деле даже лента Мебиуса сделана из бумаги, это все знают) и идешь по дороге, ведущей на север. Когда город скрывается из вида, ты скидываешь с плеча полупустой рюкзак и садишься на обочине. Ты достаешь из кармана телефон. Ладно, Кастиэль сказал, что вам нужно быть пока «не вместе», что так вас будет еще труднее найти, блаблабла. И ты помнишь слова Дина, и он, наверное, даже слышать тебя сейчас не хочет, и ты просто идиот, и твой палец всего на секунду замирает над зеленой кнопкой, когда в списке контактов ты доходишь до короткого и знакомого «Дин». Но тебе все равно. Ты сделал достаточно ошибок. Хватит.
Дин поднимает после первого же гудка. Вы начинаете одновременно:
- Дин.
- Сэмми.
Потом он фыркает и произносит:
- Давай ты.
Можно, конечно, сказать что-нибудь колкое в ответ, но ты так устал, что все равно на ум ничего не приходит, поэтому ты просто сразу говоришь то, что не в голове, а под ребрами:
- Я… Дин... блядь. Я не знаю, где я. Ты просто приезжай, ладно?
Тебе почему-то кажется, что он улыбается – морщинки у глаз и закушенная губа. Тебе до боли, до физического дискомфорта не хватает его рядом. Он нужен тебе прямо сейчас, на обочине этой чертовой дороги. Ты бы просто обнял его, ты бы молчал обо всем – если он этого хочет. Ты бы наконец-то прикоснулся к его губам – ведь за последние месяцы ты уже забыл их вкус. Ты забыл, как это – прикасаться к нему раскрытыми ладонями, а не кулаками. Ты…
- Уже, - непонятно прерывает он твои мысли.
У тебя на губах вопрос, но ты не успеваешь его задать, потому что из-за поворота выезжает Импала, и, кажется, твое сердце забыло, что еще и биться-то нужно. И совсем нет кислорода.
Машина тормозит рядом с тобой и Дин тут же выходит из нее, нетерпеливо захлопывая дверь. Потом он просто прислоняется бедром к боку Импалы и замирает, засунув в карманы руки. Лучи солнца играют на такой привычной кожанке, и тебе хочется провести по ней рукой, снизу вверх, забраться под воротник – ощутить такое знакомое тепло, коснуться ладонью ключиц, шеи. Дин слегка улыбается – словно твои мысли читает. И ты неуверенно – ты ведь еще не знаешь, чего он хочет, но догадываешься – улыбаешься в ответ. Думаешь – а пошло оно все к черту – и делаешь шаг к нему навстречу. Дин не хмурится, и тогда ты подходишь еще ближе, совсем близко, на расстояние дыхания, и кладешь руку ему на грудь.
- Дин, я… как ты…
- Вытребовал название города у Каса. Чувак, он назвал меня безмозглой задницей, прикинь? Еще немного и его выгонят из ангельской лиги за сквернословие!
Дин – не любитель слезных примирений с долгими разговорами и прочей чушью.
Он просто накрывает твою ладонь на своей груди и вы целуетесь – сначала неуверенно и немного неудобно, но потом ты чуть поворачиваешь голову, а Дин проводит языком по твоей нижней губе и тебе глупо, по-идиотски хочется, чтобы этот поцелуй не кончался. Тебя на мгновение обхватывает паника, когда Дин отстраняется, но он просто говорит:
- Залезай уже скорее в машину. И где здесь ближайший мотель? Нам понадобится огромная кровать.
Ты знаешь, что вам все равно придется поговорить обо всем произошедшем, ты знаешь это. Но пока тебе достаточно просто сидеть рядом с Дином, зная, что он больше никуда не уйдет
Как вода проникает сквозь оконную раму
Как вода проникает сквозь оконную раму
Это больше, чем просто привычка, сильнее инстинкта самосохранения, страшнее высоты под ногами, когда стоишь на крыше небоскреба. Хоть я никогда не стоял на небоскребах - как никогда не имел настоящего дома, как никогда не знал, что значит любить кого-то кроме тебя. Как никогда не хотел любить кого-то кроме тебя. Как никогда не хотел, чтобы наша жизнь сложилась по-другому. Спасение людей - предлог оставаться вместе. Я знаю, что не нужен тебе. Но как вода проникает сквозь оконную раму, как забытые, потускневшие фотографии находят свое назначение в растопке камина, так и я всегда остаюсь с тобой рядом, бесполезный, но почему-то такой необходимый.
Out of every broken heart
эмммм... еще кода к 5.04? сколько же я их написала-то... Эпиграф из Carina Round
Out of every broken heart, broken rule and promise
I have made a rescue raft and sailed towards you on it.
Есть вещи, которые никогда не меняются. Воспоминания, которые не тускнеют со временем. Люди, которых ты продолжаешь любить, несмотря на всю боль, что они причиняют тебе. Может быть, для кого-то во всем этом нет смысла. Для кого-то, но не для тебя.
Где-то на этом пути вы потеряли себя и друг друга - в пыли и усталости бесконечных дорог, в размытости мотельных комнат. И иногда тебе кажется, что ты единственный, кто хочет собрать все обломки и сложить их обратно.
То, что между вами, давно превратилось в месиво из любви, больной привязанности, крови, обиды и предательства. Но любовь ведь всегда побеждает, правда, Дин? Она – свет в конце твоего тоннеля. Огонь, на который ты всю жизнь идешь из тьмы. Нить, выведшая тебя из ада. Полярная звезда и компас в одной упаковке.
Но куда бы ни вела тебя твоя звезда, с каждым шагом ты чувствуешь, как тот, кто дороже и нужнее всего, ускользает от тебя. С каждым вздохом. С каждой секундой. И если ты идешь на свет, то он остается в темноте.
Но как же было легко, и просто, и хорошо, и правильно, когда он смотрел на тебя – вверх. Слушал каждое твое слово, и каждое твое слово было для него святой истиной. Но где-то ты сделал неверный шаг, и все пошло кувырком. И теперь пришло время платить за ошибки, которых ты даже не знаешь.
И если тело уже забыло прикосновение его рук, то сердце – помнит. И если разум уже простил все обиды, то сердце – помнит.
А тебе по-прежнему кажется – все можно будет исправить потом, у вас же сейчас апокалипсис, все дела. Вот ты справишься с этим – и позвонишь ему. Соберешь обломки - если не так, как было, то хотя бы так, что вы снова сможете быть вместе.
А потом ты попадаешь в это совершенно дурацкое место – розы и человек в белом, конец света и начало конца. И понимаешь, что времени-то у тебя как раз и нет. Ты смотришь в глаза тому, кто когда-то был твоим братом. Ты думаешь, что снова совершил ошибку.
Но на этот раз ты знаешь, как ее исправить.
Обломки не обязательно склеивать обратно – все равно развалятся, да и вы сейчас слишком далеко друг от друга, на разных берегах. Но этих обломков хватит, чтобы построить плот и добраться до другого берега.
Добраться до Сэма.
Первое, что ты делаешь, вернувшись из конца света – берешь трубку и набираешь привычный номер.
- Сэм? Привет.